– В этот раз нам обещают какие-то грандиозные результаты. Эти уравнения уже почти решены, – добавил он.
– Так пусть их уже решат наконец. Сообщи мне о результатах.
А пока не мешало бы разобраться с этими мерзкими детьми. Они потерялись где-то в Италии, так что надо ехать туда. Ее мозг, кажется, сейчас взорвется от их выкрутасов, но хуже всего то, что Орден уже не справляется. Все время допускает какие-то ошибки. В XVI веке Гранд-Мастер Альбрехт фон Гогенцоллерн не стал бы с ними церемониться – быстро бы привел их в чувство.
Одна ошибка – и голова с плеч долой.
Но сейчас уже не те времена. Так что и действовать приходится соответственно. Деньги многое решают, а в ее руках практически неисчерпаемые ресурсы. Чего не хватает по-настоящему – так это времени. Песок в часах утекает безвозвратно.
Лишь один человек в мире обладал таким же талантом, как и она, только он мог помочь ей закончить все как можно скорее, но он, к сожалению, уже недосягаем. Эбнер тоже неплох, конечно, только приходится мириться с его мерзкой натурой.
Галина распахнула стеклянные двери и вышла на лестницу, спускающуюся к большой площади. Через час закат.
Над площадью Согласия возвышался Луксорский обелиск. На его месте когда-то работала гильотина из-под которой катились головы непокорных. Но теперь бесценный дар Египта задыхался в клубах выхлопных газов и мешал движению – автомобили и мотоциклы казались на его фоне детскими игрушками. Жаль, что гильотина больше не работает.
– Перед тем как мы пойдем на набережную, я прогуляюсь возле Лувра. Мне нужно подумать.
Эбнер шел позади нее и тоже почти спустился.
Но она остановилась и повернулась к нему:
– Одной.
Глава тридцать шестая
Золотистый «мазерати» рассекал зеленые холмы Италии, как острый нож переваренную брокколи.
Вейд не сводил взгляда с дороги. Сердце колотилось в груди так, словно вот-вот выскочит и застрянет где-нибудь в горле, где уж наверняка перестанет биться.
– Вейд, ты как? – спросила Лили.
– Ох…
Блондинка за рулем рассмеялась и кивнула в сторону заднего сиденья:
– Il cesto. Mangiare!
– Корзинка? – переспросила Бекка.
Даррел уже вытащил что-то из-под ног.
– Ого! Корзинка для пикника с едой! Хлеб, сыр, салями… даже кока-кола!
Покопавшись в корзинке, он передал ее друзьям, и впервые за несколько дней дети наконец-то наелись досыта. Несмотря на резкие повороты под визг тормозов и скорость более сотни миль в час, Вейду удалось с аппетитом умять бутерброд с пахучим сыром и салями, запивая клубничной газировкой.
– Вот теперь гораздо лучше, – сообщил он и повернулся к Бекке. Та увлеченно читала дневник, то и дело качая головой. – Что ты нашла?
– Пока ничего полезного, – ответила она, поправляя очки, которые надевала для чтения. – Слушайте. Вот что случилось до всей этой истории с Тевтонским Орденом.
Мы покидаем остров. Наш бесценный груз приторочен канатами к палубе судна. Николай передает мне клочок бумаги и просит добавить его в дневник.
«Что это?» – спрашиваю я.
«Человек, который нам встретился… объяснил вот этими цифрами, как наша машина сделала невозможное возможным. Что думаешь, Ганс?»
Рычаги и блоки в моем мозгу то ходят ходуном, то застопориваются, пока паруса несут нас на запад. И наконец я начинаю понимать истинный смысл этих цифр.
Дрожащими руками Бекка передала Вейду раскрытый дневник.
– Не знаю, кого они там встретили. Но ты что-нибудь понимаешь вот в этом?
Автомобиль как раз шел довольно спокойно, и Вейд, взглянув на пожелтевшую страницу, увидел следующее:
ds = —c22dt2 + dl2 + (k2 + l2) (d?2 + sin2qd?2)
– Алгебра? – И он завис над этой головоломкой из букв и цифр, удивляясь, неужели алгебраические символы уже существовали во времена Коперника. Жаль, что он так плохо знает историю математики.
А вот папа знал бы наверняка…
Не успел подумать об этом, как «рычаги и блоки» в его собственном мозгу, скованные страхом за отца и ужасом от того, что на такой скорости их может запросто размазать в лепешку, заскрипели, сдвинулись с места – и, провернувшись, застопорились.
Он достал отцовские конспекты.
– Для меня это слишком сложно. Сдается мне, это формула из пространственно-временной метрики. Кажется, папа учился на лекциях дяди Генри чему-то похожему…
Автомобиль плавно влился в поток многополосной трассы. За холмы справа начинало садиться солнце. Далеко впереди блестело Средиземное море.
Вейд листал страницы отцовских конспектов а в голову лезли мысли о том, что сейчас может твориться в Берлине. На глаза навернулись слезы.
Неужели папа в тюрьме? Или еще где похуже?
– Вейд? – тихонько позвала Бекка, наклонившись к нему.
– Да, сейчас.
Сосредоточившись, он просмотрел еще несколько страниц и, споткнувшись на очередной записи, остановился.
– Квантовая физика?! Но в шестнадцатом веке понятия не имели о квантовой физике!
– Ты хочешь сказать, что… – начал было Даррел.
Но Вейд знаком попросил помолчать. Перевернул еще страницу, сверился с Дневником, пожал плечами.
– Формула из Дневника – или очень на нее похожая – есть в отцовской тетрадке. Но как она могла попасть в Дневник – ума не приложу.
– Чего ты не понимаешь? Она же там записана, – сказала Лили.
– Коперник не мог рассуждать в таких выражениях. Эта формула – из современной физики.
– Но он же сказал, что кого-то встретил, – напомнил Даррел. – К тому же Коперник вообще был продвинутым. Совершил переворот в науке, разве нет? – заметил Даррел.
И тут Вейда вдруг озарила догадка, от которой его мозг буквально перекосило. Он пытался сформулировать ее словами, но никак не получалось.
– Просто… Я не понимаю, как Коперник мог сделать эту запись в 1514 году.
– Объясни хоть, что за уравнение? – попросила Лили. – Что оно значит? Что вы, математики, в нем видите?
– У папы законспектирована лекция дяди Генри обо всяких экзотических теориях, дырах во времени и так далее. И вот эта формула, – Вейд очень старался не походить интонацией на отца, – иллюстрирует поведение дыры во времени. Пространственно-временного тоннеля – причем проходимого.
– Проходимого? – уточнил Даррел.
– Именно. Через который можно путешествовать во времени. В этих конспектах написано, что автор формулы – Кип Торн. А папа знает его! И много о нем рассказывал. То есть вот это, – Вейд постучал указательным пальцем по Дневнику, – не Коперник. Это Кип Торн!
– Покажи-ка, – попросил Даррел. Вейд передал ему Дневник.
– Но у Ганса Новака написано, что формулу открыл Коперник! – сказала Бекка с неожиданной ревностью. – В результате странного «небесного путешествия». Откуда же он ее узнал, а, Вейд?
– Да-да, Вейд, объясни, – присоединилась Лили.
– Не знаю… Может, Дневник подделали в некоторых местах? Или он вообще… фальшивый?
– Фальшивый?! – вспыхнула Лили. – Да из-за этого Дневника…
– Знаю! – с досадой перебил Вейд. – Погибли люди. Убит дядя Генри…
– Погодите, – перебил Даррел. – Моя мама – для всех вас Сара – постоянно работает со всякими старыми книжками. Когда она вернется, ей будет достаточно взглянуть на бумагу, чернила и состояние Дневника, чтобы сказать, настоящий он – «аутентичный», как она говорит, – или нет.
– В общем, я не могу этого объяснить, – сказал Вейд, возвращая Бекке Дневник, – но если папа записал формулу на лекции дяди Генри, а дядю Генри убили из-за Дневника с этой формулой, значит, сам дядя Генри считал Дневник настоящим, так или нет?
– Он бы тоже назвал его «аутентичным», – задумчиво вставила Лили.